Виктор Ерофеев: Как начиналась Третья мировая?
Внимание! Третья мировая война началась! Но в ваших ли силах ее остановить?
В 2019 году африканский ученый Мотыг Хою из древнего пигмейского племени Пашар в джунглях устья реки Нигер, спасаясь от всеобъемлющей радиации, буквально на коленке написал книгу о начале Третьей мировой. Беря на себя смелость во многом не согласиться с доводами достопочтенного африканца, я предлагаю читателям некоторые ее тезисы.
9 ноября 1989 года, в самый первый момент пролома Берлинской стены и безумной радости немецкого народа, закончилась Вторая мировая война. И в тот же миг началась Третья.
Многие лидеры Старой Европы догадывались, какими бедами грозит снос Берлинской стены и воссоединение Германии, предостерегали мир от чудовищных последствий, но к их доводам не прислушались.
Берлинская стена была стеной карантина, которая сдерживала прямое столкновение западных и русских (восточных) ценностей.
Западные ценности, выработанные и обкатанные веками, во главу угла ставили материальный, душевный и духовный комфорт человеческой жизни.
Не только государство, не только понятие «свобода», но и Бог должны были служить человеку. Это сделало человеческую личность философским мерилом вещей. Но, поскольку служение человеку не входило в непосредственные расчеты Бога, он (вне зависимости от того, существует ли он или нет) как идея постепенно принялся отмирать и превратился в старомодную моральную фикцию.
В отличие от западного реализма, русские (восточные) ценности базируются на утопии, которая исторически меняет свои цвета (царизм, коммунизм, русский мир и прочее), но остается верна себе в том, что человек подчинен высшим и подчас невыразимым идеалам. Его жизнь сама по себе не имеет суверенного значения. Бог, государство, военная присяга — по сути дела, эта троица тождественна себе — требуют от него полного самопожертвования во имя абсолютной истины. Русские ценности в основе своей религиозны, построены на вере и не доказываются картезианским знанием.
Русские (восточные) ценности близки исламским идеалам, которые также пришли в сильное движение благодаря падению Берлинской стены, и искусство русской дипломатии в конечном счете должно было их успешно соединить для взаимной пользы.
Начало Третьей мировой войны охарактеризовалось полным торжеством западных ценностей. Они устремились на Восток, завоевывая, хотя и не без сопротивления, восточные части Германии, Польшу, балтийские государства. Русские ценности были смущены, подавлены, смяты.
В этом месте своей книги африканский историк приводит (по-моему, неуместно. — Прим. автора) слова Анны Ахматовой:
Все расхищено, предано, продано…
Чем же западные ценности одолели русские идеалы на просторах Восточной Европы? Скорее всего, тем, что русские ценности насаждались здесь в приказном порядке.
Так, например, после освобождения Польши от Гитлера польская интеллигенция в широком масштабе подхватила русские идеи коммунизма, но разочаровалась в них, потому что они внедрялись с репрессивным нетерпением, не учитывая большую, чем у русских, склонность индивидуального поляка к жизни.
Примерно то же самое можно сказать и о других странах этого региона. Коммунизм в качестве морковки способен мотивировать человека, и не случайно его испугались в Америке в 1940-е годы, но он не соответствует многим сторонам человеческой природы и потому нуждается в постоянных репрессиях. В результате, так как он принципиально недостижим, коммунизм отождествляется с ними.
Русские сначала отступали под напором западных ценностей довольно спокойно, ошибочно отождествляя свое отступление с идеологическим крахом Советского Союза.
Кроме того, в самом русском человеке заложена программа внутреннего предательства. Несмотря на то что он человек утопии, часто, в силу чрезмерного развития личности (около 15% населения) или по каким-либо случайным причинам, например, по дурости, он начинает заболевать западными ценностями, как герпесом, и тем самым противостоит здоровой утопичности сограждан.
Несмотря на то что русское государство регулярно в истории производит зачистку своей бескрайней поляны от западной заразы, порой доходя до крайних мер бешеной расправы, западные ценности сами по себе соблазнительны, как сладкие девки, и полностью уберечься от их интимного комфорта невозможно (хотя бы подсознательно) даже самому утопическому человеку.
Но чем ближе подходили западные ценности к территории России, тем больше тревоги выражалось на лицах русских начальников. Они не понимали, что эти ценности ведут к ним поближе НАТО, а не НАТО ведет за руку западные ценности.
На этом примитивном заблуждении главный Русский Начальник (африканский ученый не уточняет, кто это такой. — Прим. автора) выстроил свою военную доктрину.
В самой же России попытка реформаторов 1990-х организовать страну по западной модели привела к еще одному краху, поскольку население не могло отказаться от утопической модели абстрактного мышления, даже если оно вообще мало о чем думало. Расплатой за провал реформ и стал приход и скоростное возвышение самого Русского Начальника. Русские стали заложниками военного образа мысли нового самодержца.
Чтобы остановить катящуюся с успехом на восток Третью мировую, Русскому Начальнику нужно было, прежде всего, разобраться в себе. Он не был поначалу монолитом.
Он состоял из дворового мальчишки с целой подворотней ценностей.
Он сам попал под влияние западных ценностей, но на любителя вкусного пива они оказывали поверхностное влияние.
Но, главное, он был воспитанником утопических идеалов в самом рукоприкладном варианте: он защищал их безопасность.
Мог ли Запад так соблазнить Русского Начальника, чтобы тот стал своим и крови бы не пролилось?
Запад пробовал это сделать, он пытался приручить русского мальчика, советского офицера, но у него не получилось.
Не получилось, потому что он исторически испытывал к России смутные чувства и картезиански с ними не справился.
Не получилось, потому что Запад отказывался признавать утопические русские ценности и считал, что Россию нужно только пропылесосить и прогладить на гладильной доске, чтобы она стала частью Европы.
Не получилось, потому что к началу Третьей мировой Запад утратил метафизический чердак и не понимал тех, кто его не утратил: мусульман, православных, поклонников вуду.
Не получилось, наконец, потому что Запад был самодостаточен, самовлюблен и самонадеян, как всякий состоятельный субъект. Запад верил — и в этом он был склонен к русскому идеализму, — что всякие разные кризисы можно преодолеть с помощью подлинных или мнимых компромиссов.
Однако у Русского Начальника тоже не сразу получилось двинуться к новой утопической конструкции. Он сначала попытался найти понимание у представителей исподнего русского предательства — носителей западных ценностей.
Но не просто понимание. Он предложил сговор тем, кого практически не существовало. Городскому среднему классу. Он обменял их лояльность на собственную доходность — и наоборот! Гениальный шаг! Впоследствии он говорил, что он их сам породил.
На горизонте нарисовалась перспектива догнать и перегнать Португалию. Для страны, погрязшей в течение всей истории в утопии, это была жалкая насмешка. К тому же Запад хихикал в сторонке: перегнать Португалию! Великая недосягаемая мечта! Немытая Россия!
Это приняли в русском мире с обидой. Обида — мотор утопического человека. Вот почему в России столько много обиженных, практически все.
А между тем начало Третьей мировой продолжалось. Микробы западных ценностей проникали уже не только в балтийские государства, но и на исконно славянские земли, а также в «нашу Молдавию» и «нашу Грузию».
Вот здесь русская утопическая обида закипела с новой силой.
Но это еще не все. В самом русском мире случился бунт. На время пересменка власти русский модернизм набрался смелости и выступил — опять-таки под знаменем западных ценностей. Прямо в Москве, столице Евразии. Власть сочла, что заразу занесли и еще проплатили тех, кто ее в себя принял.
С точки зрения картезианской мысли, русская власть была, конечно, не права. Основные проплаченные ценности были, на самом деле, ценностями русской литературы от Пушкина и Тургенева до Чехова и Пастернака. Эти ценности, перемешавшись с ценностями Старой Европы, и стали матрицей философии свободной личности. Ругая Запад, нужно было выкорчевывать, прежде всего, Тургенева. Но когда это русская власть обладала картезианским мышлением?
Тем более что бунт рожденных Русским Начальником модернистов оказался напрямую направлен против самого породителя. Собравшиеся чуть ли у не стен Кремля кричали кричалки, которые недвусмысленно посылали Начальника очень далеко.
В глазах Начальника начался либеральный хаос. Как тут не вспомнить поэта: «Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают?..»
Но и это можно было бы пережить, если бы не Запад, который стал аплодировать бунту и радоваться тому, что Начальника позорят. Ну, тут Русский Начальник взбеленился! Он готов был торговать и торговаться с Западом, делая вид, что Третья мировая похожа на Странную войну без войны, а тут его коллеги и партнеры, которые всячески заявляли, что они друзья, хлопали по плечу, показали свое подлинное лицо изменников и предателей.
Русский Начальник вновь воссел на престол, с чистой совестью, как Пилат, умывая руки. Он сказал им всем по-пацански:
— Выкуси!
В жизни страны началась новая эпоха «Выкуси!».
Начальник огляделся, посмотрел в разные стороны горизонта и понял, что тихой сапой враг приближается к горлу. И если он возьмет Начальника за горло, то не отпустит.
И Русский Начальник стряхнул с себя прах западной дружбы и западных ценностей, стряхнул, затаив, однако, горечь в сердце. Он даже внешне переменился. Враги и дураки решили, что он спятил. Но он не спятил — он понял: вокруг враги. Кроме того самого утопического народа, который он поначалу не слишком замечал, обогащаясь за счет утопической земли русской так, чтобы население не мешало. А теперь он резко развернулся к утопии, протянул руки, взял и обнялся с историческими мечтами, с религиозным могуществом страны. И стало ему все нипочем.
А подлый Запад рвался на Восток. Его не убедила Олимпиада, показавшая, что из субтропиков в России можно сделать ледники. Его не убедило торжество православия. Его не испугал новый, сверлящий всех взгляд Русского Начальника, отказавшегося от грязи картезианства.
И, ничего не поняв в наступающем русском мире, Запад как серый волк впился в украинскую корову.
В степях Донбасса сошлись две грозовые тучи. С Запада пришла туча: куча соблазнительных западных ценностей, обещающих понятный для украинца гедонизм, осуждающих голодомор и вообще тоталитаризм. А ветер с русского Востока пригнал грозовую тучу вечной утопии, мечту о воле и труде, о жизни по справедливости, по совести и по-христиански. Правда, по-картезиански эти ценности оставались лишь в самой грозовой туче, а на самом деле здесь правили государственный разврат, безнаказанность и племенные ценности нашей африканской деревни (оставим эти слова на совести африканского ученого. — Прим. автора).
Над степями Донбасса столкнулись две грозовые тучи, как в русских летописях сталкивались славяне и половцы, и вместо дождя хлынули с неба потоки людской крови.
Закричали тут с разных сторон: кончай войну!
А как ее кончить, если сверкнули глаза утопического народа, увидевшего в Западе вечного проклятого врага? И как ее кончить, если на Западе все (или около того) закричали, что на русском востоке всем правят ложь, вранье, обман и пропаганда? Не сильно ли сказано?
Кровавый дождь с небес возвестил, что начало кончилось. Началось продолжение. Пытались, конечно, замириться, выходили на временные перемирия. Но каждая сторона знала: она права, и только она! И у каждой стороны было такое оружие, от которого у нашего африканского историка-пигмея началась в джунглях со временем лейкемия.
Таким образом, если вспомнить покойного африканского историка, умершего от радиации в тропическом устье Нигера, но перед тем написавшего на коленке книгу о начале Третьей мировой, то хорошо видно, чем дело кончилось.