бывает еще что-то типо нефритового жезла.
Однажды Зина Циммерман прочитала эротический рассказ, и зависть к молодому талантливому автору этого произведения обуяла ее:
- Ей удалось выразить сокровенное, и обзавестись кагортой почитателей... Счастливица!
Она решила тоже написать небольшой эротический опус.
- Напишу , - думала Зина, - и прославлюсь.
Ей, конечно, следовало подумать еще и о том, что прославится она, прежде всего, среди знакомых – как круглая дура, графоманка и испорченная женщина. Но, увы, возжелав славы, Зина забыла о том, что в ее среде произносить вслух, писать на бумаге, то есть открыто оперировать словом «член» не принято. Не говоря уже о «х…е»…
В выходной день Зина села за компьютер. Вдохновение не шло, но она прочитала где-то, что это и не важно, нужно просто упорно работать, трудиться каждый день, и все получится.
Ни дня без строчки… Да, кажется так это и называлось.
«Однажды молодая женщина, - застучала Зина клавишами, - отдыхала у дальних деревенских родственников. Хорошо летом на природе! Терпкий запах свежескошенной травы приятно щекочет ноздри, и, проникая в самую суть, наполняет горячей истомой низ живота….»
Зина перечитала написанное. Плохо. Штампы. Какая еще горячая истома?! Бред!
Циммерман стерла глупые слова про траву и истому и решила выражаться проще.
«Молодой женщине страшно хотелось жить половой жизнью….» Э-э-э. М-да.
«Молодой женщине хотелось секса…» Как-то не душевно!
«Но недолго она жила одна. Вскоре к ней приехал ее муж…» Муж? Нет, это скучно.
«Вскоре к ней приехал любовник. И пошел в баню – помыться с дороги. А женщина та – назовем ее Элеонора - все вертелась около своей старой матери, которая жарила шашлык на заднем дворе. Элеонора не знала, как напустить матери туману в глаза, чтобы та не заметила, что ее красавица дочь тоже собирается в баню. В конце концов, молодая женщина не выдержала, да и просто пошла и все.
Там ее мужчина уже сидел голый на скамеечке. Сидел он как это принято у всех мужиков – колени в разные стороны. Видать, чтобы яички не раздавить…»
- Что-то, слог у меня какой-то дурной, нехорошо выходит, - и Зина решительно удалила яички из текста.
«И видно было, что у него между ног…» Опять не то! Это про женщин так пишут – между ног, а у мужчин ведь не совсем между ног… Зина в отчаянии махнула рукой и написала:
«Заметно было, что он ее не ждал – его член… его фаллос… его нефритовый стержень…» Тьфу, да что ж это такое! Все хорошие выражения уже затерли до дыр! Ладно, все равно без плагиата не обойдешься.
«Его одноглазый змей задумчиво смотрел в пол.
- Ой, кто это пришел! Ты решила меня навестить, - прошептал дон Педро…» (пусть будет Педро, какая теперь разница) « и его змей, взбодрившись, потянулся к… к….» Ах, ты черт! Как это назвать? Не киска же! Это уж вообще будет глупо и противно. Ладно, никак не буду называть.
«… потянулся, потянулся, да и вытянулся, да так и остался в стоять. Как кобра, откинувшая капюшон. Небольшой такой капюшончик….
Или нет?Может, лучше так?
"...И остался стоять, как крепкий мухомор, с которого молодой лось на бегу сшиб шляпку.
Молодая женщина села было на колени к возлюбленному, но поскользнулась – Дон Педро уже успел намылить свои бледные ляжки. Довольно крепкие, впрочем. Так что, опасаясь, что она свалится на мокрый пол, Элеонора просто села на скамейку напротив и… и...»
Зина закрыла глаза, перевела дух. Сосчитала до десяти, ожидая, пока не придет решимость написать эти страшные слова.
«И широко раздви…»
«И вольно раскину….»
«И позволила бледному свету, лившемуся из маленького мутного оконца, проникнуть ей между ног. За лучом света последовал крепкий луч дона Педро».
Тут горячая истома заполнила низ зининого живота, и молодая писательница поняла, что идет верной дорогой