Поэзия Гаммы (Страница 7 из 12)

а мне песня нравится.
Destriero, а что за фильм? называется как?

Orange Love называется. Кто посмотрит - отпишитесь))

Ёлка
Город Обмана

Я ходила по пескам
По пустым улицам я бродила
Все развалины лежали как после лавины
Город уходил тихо на дно тины
Эй-я меня не понимают
Птицы любви которые низко летают
Меня пытают любовью, меня пытают
Слёзы и вода с глаз домов стекают
Оу-оу-оу дайте мне напиться
Улицы страсти - я вижу ваши лица
Вижу развалины под лучами солнца
Пальцы закрывают мои глаза

Всё что вокруг нас - это ветер
Всё что падает вниз - это пепел
Мысли давят на полноту кармана
Добро пожаловать в Город Обмана

Всё что вокруг нас - это ветер
Всё что падает вниз - это пепел
Мысли давят на полноту кармана
Добро пожаловать в Город Обмана

Город Обмана спит
Под этот бит моё сердце стучит
Распутывая шёлковую нить
Я продолжаю мир крутить, крутить, крутить...
Волки ночи мою веру не сломали
Тени от фонарей сливаются с домами
Сети стоят по всем углам
Они служат большим и не очень большим деньгам
А-а идеи связаны словами
Люди друг в друга входят глазами
Улицы укрыты грязными облаками
Пальцы закрывают мои глаза

Всё что вокруг нас - это ветер
Всё что падает вниз - это пепел
Мысли давят на полноту кармана
Добро пожаловать в Город Обмана

Всё что вокруг нас - это ветер
Всё что падает вниз - это пепел
Мысли давят на полноту кармана
Добро пожаловать в Город Обмана

По горным массивам я ходила
Вдыхала в себя клубы бездомного дыма
Я выглядела так будто изнутри горела
Я просила - оглянитесь, я просила
Будто бы звезда я падала на город
Хотела его взорвать, но он мне дорог
Город мне дорог. О, боже, он мне дорог
Я не хотела
Но в сердце моём порох

Всё что вокруг нас - это ветер
Всё что падает вниз - это пепел
Мысли давят на полноту кармана
Добро пожаловать в Город Обмана

Марина Цветаева   

Август - астры,
Август - звезды,
Август - грозди
Винограда и рябины
Ржавой - август!

Полновесным, благосклонным
Яблоком своим имперским,
Как дитя, играешь, август.
Как ладонью, гладишь сердце
Именем своим имперским:
Август!- Сердце!

Месяц поздних поцелуев,
Поздних роз и молний поздних!
Ливней звездных -
Август!- Месяц
Ливней звездных!

сегодня нашла... грустно как-то стало

эдакая поэзия в прозе 

Текст, конечно, сыроват. Но это писалось в ЖЖ под впечатлением и на одном дыхании. Так что не обессудьте

Соционические загоны или как там их

Я хочу воспеть оду Бальзакам. Ну да, люблю я их. И очень радуюсь, когда встречаю очередного представителя данного ТИМа.

У них прекрасный пустой взгляд. Взгляд в никуда. В пустоту. Сквозь тебя. Не в пространстве, а во времени. Заметила одну особенность, в их глазах не так заметны зрачки, вне зависимости от цвета радужки. Просто очаровывающий и завораживающий взгляд.

Я очень ценю это редкое чувство юмора, которое присуще только им. Только их циничные, черные шутки вызывают неподдельный взрыв эмоций. Только представители моего ТИМа их действительно ценят по достоинству и понимают скрытый смысл, сарказм и все то, что хотят сказать эти замечательные люди.

Мне нравится их фатализм и обреченность. "Все, что ни делается - делается к лучшему. Но - наихудшим из способов." Или такое: "Мы все равно все умрем." Их потрясающая лень и нежелание вставать с дивана, совершать лишние движения и суетиться, их бытовая неприспособленность, их умение делать прогнозы, которые чаще всего сбываются. Да не чаще, а всегда.

Я люблю их черную логику. Черную деловую логику. Мне нужна их поддержка, тогда, когда я совсем запуталась и мне необходим кто-то, кто вправит мозг на место, просто спокойно скажет, глядя на меня бездонными глазами: "Марина, успокойся. Это вот так и так, потому что вот так. А если ты сделаешь это, то будет вот так." Все, отлично, все встало на свои места. Я спокойна, как удав.

По-настоящему умными для меня могут быть только Бальзаки. Я не утверждаю, что все остальные представители социона - тупицы, но их ум и интеллект иной. А вот бальзачий ум, юмор и лень - это потрясающие вещи в одном флаконе.

С ними не нужно стараться вести себя так, как хотят этого окружающие. Не надо доставать из шкафа очередную маску приличной девочки и прикидываться, что я питаюсь радугой и какаю бабочками. С ними не нужно сдерживать свою безумную ЧС, она в них уходит, как в бездонную пропасть. Только они видят меня настоящую, понимают и не пытаются переделать. Им ничего не нужно объяснять, они все видят. Им необходимы мои эмоции, а их у меня много. Они рады, когда я подхожу, беру за руку и веду туда, куда надо. А куда надо - я знаю. Сам он не встанет и не пойдет. "Я - Диоген, моя бочка - Диван. Я обожаю лежать и обдумывать то, что мне снится" (с) А я приду и уведу туда, куда надо, и мне за это будут благодарны, а не будут плеваться ядом и упреками, что меня слишком много.

Бальзаки, сцуко, легки на подъем. Как же я люблю таких людей. Они поддерживают идеи, их можно сдвинуть с места, взять за шкирку и вытащить в свет. Но только тогда, когда это делает Нап, и никто другой

не знаю, я с ним не знакома 

Зимою жаждем мы весны,
И лета ждём весною ранней.
Когда сады плодов полны —
Опять зима всего желанней.
Придёт зима, но в тот же час
Возжаждем мы весенней воли,
Не зная, что в крови у нас
Тоска по смерти, и не боле.
.
(с) Уильям Батлер Йейтс

Рассказать как лунатики падают с крыш,
до небес дотянувшись едва лишь?
Но тебя уже нет... ты все время спешишь-
и все время везде успеваешь.
Это только меня полоумная плеть
подгоняет считая секунды,
это мне одному никуда не успеть-
никуда не успеть ниоткуда.

Слава тем кто с иглой, слава тем кто с метлой,
слава тем кто встает в полседьмого-
и кого не смутит никакой поцелуй,
никакое сердечное слово:
и да стелется шелком под ними проспект,
да продлятся их дни и их полдни!
Я тебя на руках понесу, чтоб успеть,
до закрытья-чего, я не помню.

Значит вечная слава тебе и хвала,
что на свете на черном... на белом
ты начать успеваешь и кончить дела-
и что любишь меня между делом. (с)

Развивая Платона
     
Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река
высовывалась бы из-под моста, как из рукава - рука,
и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,
как Шопен, никому не показывавший кулака.
   
Чтобы там была Опера, и чтоб в ней ветеран-
тенор исправно пел арию Марио по вечерам;
чтоб Тиран ему аплодировал в ложе, а я в партере
бормотал бы, сжав зубы от ненависти: "баран".
   
В этом городе был бы яхт-клуб и футбольный клуб.
По отсутствию дыма из кирпичных фабричных труб
я узнавал бы о наступлении воскресенья
и долго бы трясся в автобусе, мучая в жмене руб.
   
Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой
там, где нога продолжает начатое головой.
Изо всех законов, изданных Хаммурапи,
самые главные - пенальти и угловой.
 
II
   
Там была бы Библиотека, и в залах ее пустых
я листал бы тома с таким же количеством запятых,
как количество скверных слов в ежедневной речи,
не прорвавшихся в прозу, ни, тем более, в стих.
   
Там стоял бы большой Вокзал, пострадавший в войне,
с фасадом, куда занятней, чем мир вовне.
Там при виде зеленой пальмы в витрине авиалиний
просыпалась бы обезьяна, дремлющая во мне.
   
И когда зима, Фортунатус, облекает квартал в рядно,
я б скучал в Галерее, где каждое полотно
- особливо Энгра или Давида -
как родимое выглядело бы пятно.
   
В сумерках я следил бы в окне стада
мычащих автомобилей, снующих туда-сюда
мимо стройных нагих колонн с дорическою прической,
безмятежно белеющих на фронтоне Суда.
 
III
   
Там была бы эта кофейня с недурным бланманже,
где, сказав, что зачем нам двадцатый век, если есть уже
девятнадцатый век, я бы видел, как взор коллеги
надолго сосредотачивается на вилке или ноже.
   
Там должна быть та улица с деревьями в два ряда,
подъезд с торсом нимфы в нише и прочая ерунда;
и портрет висел бы в гостиной, давая вам представленье
о том, как хозяйка выглядела, будучи молода.
   
Я внимал бы ровному голосу, повествующему о вещах,
не имеющих отношенья к ужину при свечах,
и огонь в камельке, Фортунатус, бросал бы багровый отблеск
на зеленое платье. Но под конец зачах.
   
Время, текущее в отличие от воды
горизонтально от вторника до среды,
в темноте там разглаживало бы морщины
и стирало бы собственные следы.
 
IV
 
И там были бы памятники. Я бы знал имена
не только бронзовых всадников, всунувших в стремена
истории свою ногу, но и ихних четвероногих,
учитывая отпечаток, оставленный ими на
 
населении города. И с присохшей к губе
сигаретою сильно заполночь возвращаясь пешком к себе,
как цыган по ладони, по трещинам на асфальте
я гадал бы, икая, вслух о его судьбе.
   
И когда бы меня схватили в итоге за шпионаж,
подрывную активность, бродяжничество, менаж-
а-труа, и толпа бы, беснуясь вокруг, кричала,
тыча в меня натруженными указательными: "Не наш!" -
 
я бы втайне был счастлив, шепча про себя: "Смотри,
это твой шанс узнать, как выглядит изнутри
то, на что ты так долго глядел снаружи;
запоминай же подробности, восклицая "Vive la Patrie!"
   
(И. Бродский, 1976)